Повесть о Ходже Насреддине.

* Книга 1. ВОЗМУТИТЕЛЬ СПОКОЙСТВИЯ *

 

* ЧАСТЬ ВТОРАЯ *

 

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Перед тем как ввести Гюльджан в  дворцовый  сад  к  эмиру, Арсланбек  вызвал  из  гарема  старух и приказал им подготовить Гюльджан,  чтобы  эмир-ский  взор  насладился  созерцанием   ее совершенств.  Старухи  немедля  взялись  за привычное дело: они вымыли теплой водой заплаканное лицо Гюльджан, переодели  ее  в легкие  шелка,  насурьмили  ей  брови,  нарумянили щеки, облили волосы розовым маслом, выкрасили ногти в  красный  цвет.  Затем вызвали  из  гарема  Его Великое Целомудрие, главного евнуха— человека,  славившегося  когда-то  своим  распутством  на   всю Бухару, призванного вследствие своих знаний и опыта на эмирскую службу,  оскопленного  придворным лекарем и поставленного потом на  одну  из  самых  высших  должностей  в   государстве.   Его обязанностью   было   неусыпно  следить  за  ста  шестьюдесятью эмирскими наложницами, дабы они  всегда  имели  соблазнительный

вид   и   могли  пробуждать  страсть  в  эмире.  Должность  эта

становилась  с  каждым  годом  все  труднее,  потому  что  эмир

пресыщался все больше, а силы его убывали. И главному евнуху не

раз  приходилось  получать  утром  от  своего повелителя вместо

награды десяток  плетей,  что,  впрочем,  не  было  для  евнуха

слишком  мучительным наказанием, ибо он, подготовляя прекрасных

наложниц ко встречам с эмирам,  переносил  каждый  раз  мучения

несравненно  ужаснейшие  и  вполне  сходные с теми, что обещаны

распутникам  в  аду,   где   упомянутые   распутники   осуждены

находиться  все  время среди нагих гурий, будучи сами прикованы

железными цепями к столбам.

Когда  главный  евнух  увидел   Гюльджан,   то   отступил,

пораженный ее красотой.

-- Она,  поистине,  прекрасна!  --  воскликнул  он  тонким

голосом.—Ведите ее к эмиру, уберите ее прочь с моих глаз'  --

Он  пошел  быстрыми шагами назад, биясь головой о стены, громко

скрежеща зубами и восклицая:  --  О,  сколь  мне  тяжко,  сколь

горько!

-- Это благоприятный признак,-- сказали старухи.—Значит,

наш повелитель будет доволен.

Бедную, безмолвную Гюльджан повели во дворцовый сад.

Эмир встал, подошел к ней, приподнял чадру.

     Все  визири,  сановники  и  мудрецы закрыли глаза рукавами халатов.

Эмир долго не мог оторвать взгляда от ее прекрасного лица.

     -- Ростовщик не солгал нам! -- сказал он громко.--  Выдать ему  награду  втрое  против  обещанного.  Гюльджан  увели. Эмир

заметно повеселел.

-- Он  развлекся,  он  повеселел.   Соловей   его   сердца

склонился  к  розам  ее лица! -- шептались придворные.—Завтра

утром он будет еще веселее! Слава аллаху, гроза пронеслась  над

нами, не поразив нас ни громом, ни молнией.

Придворные  поэты,  осмелев, выступили вперед и поочередно

начали восхвалять эмира, сравнивая в стихах лицо его  с  полной

луной, стан его—со стройным кипарисом, а царствование его—

с полнолунием. Царь поэтов нашел наконец случай произнести, как

бы в порыве вдохновения, свои стихи, которые со вчерашнего утра

висели на кончике его языка.

Эмир бросил ему горсть мелких монет. И царь поэтов, ползая

по ковру,  собирал  их,  не забыв приложиться губами к эмирской

туфле.

Милостиво засмеявшись, эмир сказал:

-- Нам тоже пришли сейчас в голову стихи:

       Когда  мы  вышли  вечером  в  сад,

      То  луна,  устыдившись ничтожества своего, спряталась в тучи,

И  птицы  все  замолкли,  и  ветер  затих,

 А мы стояли—великий, славный, непобедимый, подобный солнцу и могучий...

Поэты все попадали на колени, крича: "О великий! Он затмил

самого Рудеги!"* -- а некоторые лежали ничком на ковре, как  бы

в беспамятстве.

В  зал  вошли  танцовщицы,  за  ними  --  шуты, фокусники,

факиры, и всех эмир вознаградил щедро.

-- Я  жалею  только,-- сказал он,-- что не могу повелевать

солнцу, иначе я приказал бы ему закатиться сегодня быстрее.

Придворные отвечали подобострастным смехом.

 

     * Рудеги (Рудаки, около  860--941)  --  знаменитый  поэт,

родоначальник поэзии на языке фарси.