Повесть о Ходже Насреддине.

* Книга 1. ВОЗМУТИТЕЛЬ СПОКОЙСТВИЯ *

 

* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *

 

 

 

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

В  это  время  неподалеку  проходил  ростовщик Джафар, его

сумку оттягивали золотые и серебряные  украшения,  купленные  в

ювелирном ряду для Гюльджан.

Хотя  час  отсрочки  был уже на исходе и ростовщик спешил,

охваченный сластолюбивым нетерпением, но алчность превозмогла в

нем  все  другие  чувства,  когда  он   услышал   голос   Ходжи

Насреддина, объявлявшего дешевую распродажу.

Ростовщик приблизился, его заметили, и толпа начала быстро

редеть,  ибо  каждый  третий  человек из собравшихся был должен

ему.

Ростовщик узнал Ходжу Насреддина:

-- Это, кажется, ты здесь  торгуешь,  человек,  вытащивший

меня вчера из воды? Но откуда у тебя столько товара?

-- Ты  ведь  сам  дал  мне  вчера  полтаньга,  о почтенный

Джафар,-- ответил Ходжа Насреддин.--  Я  пустил  в  оборот  эти

деньги, и удача сопутствовала мне в торговле.

-- Ты сумел наторговать такую кучу товара за одно утро? --

воскликнул ростовщик с удивлением.—Мои деньги пошли на пользу

тебе. Сколько же ты хочешь за всю эту кучу?

-- Шестьсот таньга.

     -- Ты  сошел с ума! И тебе не стыдно заламывать такую цену

со  своего  благодетеля!  Разве  не   мне   обязан   ты   своим

благополучием? Двести таньга—вот моя цена.

-- Пятьсот,--  ответил  Ходжа  Насреддин.--  Из уважения к

тебе, почтенный Джафар,-- пятьсот таньга!

-- Неблагодарный! Разве не мне, повторяю, обязан ты  своим

благополучием?

-- А  разве  не мне обязан ты, ростовщик, своей жизнью? --

ответил Ходжа Насреддин, потеряв терпение.—Правда, ты дал мне

за спасение своей жизни всего полтаньга, но она, твоя жизнь,  и

не  стоит  большего,  я  не  в обиде! Если ты хочешь купить, то

говори настоящую цену!

-- Триста!

Ходжа Насреддин молчал.

Ростовщик долго копался, оценивая опытным глазом товар, и,

когда убедился, что за все эти халаты, туфли и тюбетейки  можно

выручить самое меньшее семьсот таньга, решил накинуть:

-- Триста пятьдесят.

-- Четыреста.

-- Триста семьдесят пять.

-- Четыреста.

     Ходжа  Насреддин был непоколебим. РОСТОВЩИК уходил и опять

возвращался, накидывая по одной таньга, наконец согласился. Они

ударили,  по   рукам,   Ростевщик   с.   при^итарйяк^ис   иачал

отсчитывать деныда!

-- Клянусь  аллахом"  я переплатил вдвое за этот товар. Но

такой,уж у меня характер, что 'я всегда терплю  большие  убытки

по собственной доброте.

     -- Фальшивая,--   перебил   Ходжа   Насреддин,   возвращая

монету.--  И  здесь   не   четыреста   таньга.   Здесь   триста

восемьдесят, у тебя плохое зрение, почтенный Джафар.

Ростовщику  пришлось  добавить  двадцать таньга и заменить

фальшивую монету. Потом он за четверть таньга нанял  носильщика

и,  нагрузив его, приказал следовать за собой. Бедный носильщик

согнулся в три погибели и едва не падал под тяжестью ноши.

-- Нам  по  дороге,--  сказал  Ходжа  Насреддин.  Ему   не

терпелось  увидеть  поскорее Гюльджан, и он все время прибавлял

шагу. Ростовщик со своей хромой ногой отставал и шел позади.

-- Куда ты так спешишь? -- спросил ростовщик, вытирая  пот

рукавом халата.

-- Туда  же,  куда и ты,-- ответил Ходжа Насред-дин, в его

черных глазах блеснули лукавые искры.—Мы с  тобой,  почтенный

Джафар, идем в одно и то же место и по одному и тому же делу.

-- Но  ты не знаешь моего дела,-- сказал ростовщик.—Если

бы ты знал, ты бы мне позавидовал.

Ходже Насреддину был ясен скрытый смысл этих  слов,  и  он

ответил с веселым смехом:

-- Но если бы ты, ростовщик, знал мое дело, ты позавидовал

бы мне в десять раз больше.

Ростовщик  насупился:  он  уловил  дерзость в ответе Ходжи

Насреддина.

-- Ты невоздержан на язык; подобный тебе должен трепетать,

разговаривая с подобным мне. Не много найдется людей в  Бухаре,

которым  бы я завидовал. Я богат, и желаниям моим нет преграды. 

Я пожелал самую прекрасную девушку  в  Бухаре,  и  сегодня  она

будет моей.

В  это время навстречу им попался продавец вишен с плоской

корзиной на голове. Ходжа Насреддин мимоходом взял  из  корзины

одну вишню на длинном черенке и показал ее ростовщику:

-- Выслушай  меня, почтенный Джафар. Рассказывают, однажды

шакал увидел высоко на дереве вишню. И он сказал себе: "Во  что

бы  то  ни  стало, но я съем эту вишню". И. он полез на дерево,

лез туда два часа и весь ободрался о  сучья.  И  когда  он  уже

приготовился  полакомиться  и  широко  разинул  свою  пасть  --

откуда-то налетел вдруг сокол, схватил вишню и  унес.  И  потом

шакал спускался на землю с дерева опять два часа, ободрался еще

больше  и, обливаясь горькими слезами, говорил: "Зачем я только

полез за этой вишней, ибо давно всем известно, что вишни растут

на деревьях не для шакалов".

-- Ты глуп,--  высокомерно  сказал  ростовщик.--  В  твоей

сказке я не вижу смысла.

-- Глубокий  смысл познается не сразу,-- ответил ему Ходжа

Насреддин.

Вишня висела у него за ухом, черенок ее  был  засунут  под

тюбетейку.  Дорога  повернула.  За  поворотом  сидели на камнях

горшечник и его дочь.

Горшечник встал; глаза его, в которых  все  еще  светилась

надежда,  погасли.  Он  решил, что чужеземцу не удалось достать

денег. Гюльджан отвернулась с коротким стоном.

-- Отец, мы погибли! -- сказала она, и в  ее  голосе  было

столько  страдания,  что даже камень уронил бы слезу, но сердце

ростовщика было жестче любого  камня.  Ничего,  кроме  злобного

торжества  и  сластолюбия,  не выражалось на его лице, когда он

сказал:

-- Горшечник, время истекло. Отныне ты  мой  невольник,  а

дочь твоя—рабыня и наложница.

Ему  захотелось  уязвить  и  унизить  Ходжу Насреддина, он

властно, по-хозяйски открыл лицо девушки:

-- Посмотри, разве она не прекрасна? Сегодня я буду  спать

с нею. Скажи теперь, кто кому должен завидовать?

-- Она    действительно   прекрасна!   --   сказал   Ходжа

Насреддин.—Но есть ли у тебя расписка горшечника?

-- Конечно. Разве можно вести денежные дела без  расписок:

ведь  все  люди  --  мошенники  и  воры.  Вот  расписка,  здесь

обозначен и долг, и срок уплаты, горшечник отпечатал внизу свой

палец.

Он протянул расписку Ходже Насреддину.

-- Расписка правильная,--  подтвердил  Ходжа  Насреддин.—

Получи  же  свои  деньги по этой расписке. Остановитесь на одну

минуту, почтенные! Будьте свидетелями,-- добавил он,  обращаясь

к людям, проходившим мимо по дороге.

Он  разорвал  расписку  пополам, еще четыре раза пополам и

пустил обрывки по ветру. Потом он развязал свой пояс  и  вернул

ростовщику все деньги, только что полученные от него же.

Горшечник и его дочь окаменели от неожиданности и счастья,

а ростовщик   от   злобы.   Свидетели  перемигивались,  радуясь

посрамлению ненавистного ростовщика.

Ходжа Насреддин взял вишню, опустил ее в рот и,  подмигнув

ростовщику, громко причмокнул губами.

По  уродливому  телу ростовщика прошла медленная судорога,

руки  скрючились,  единственное  око  злобно  вращалось,   горб

задрожал.

Горшечник и Гюльджан просили Ходжу Насреддина:

-- О прохожий, скажи нам свое имя, чтобы мы знали, за кого

возносить нам молитвы!

-- Да! -- вторил ростовщик, брызгаясь слюной.—Скажи свое

имя, чтобы я знал, кого проклинать!

Лицо  Ходжи  Насреддина  светилось,  он  ответил звонким и

твердым голосом:

-- В Багдаде и в Тегеране, в Стамбуле и в Бухаре --  всюду

зовут меня одним именем—Ходжа Насреддин!

Ростовщик отшатнулся, побелел:

-- Ходжа Насреддин!

     И  в  ужасе  кинулся  прочь,  подталкивая  в  спину своего

носильщика.

Все же остальные кричали приветственно:

-- Ходжа Насреддин! Ходжа Насреддин! Глаза Гюльджан  сияли

под  чадрой;  горшечник  все еще не мог опомниться и поверить в

свое спасение,-- он что-то бормотал,  разводя  в  растерянности

руками.